39-летний юрист Виталий Касько пришел в Генпрокуратуру на волне Майдана и, несмотря на сотрясавшие ведомство весь этот год коррупционные и околополитические скандалы, сумел удержаться в кресле зама и после прихода Виталия Яремы, уволившего одним махом предыдущую команду, и после его громкой отставки.

Касько работал в прокуратуре при Ющенко, а после прихода к власти Януковича ушел в частную юридическую практику – как партнер возглавлял департамент уголовного права в Адвокатском объединении Arzinger.

В разгар Майдана, когда после массовых арестов известные юристы на волонтерских началах взялись защищать активистов, Касько вел дело самого сложного из "узников Банковой". У его подзащитного, 21-летнего Ярослава Притуленко, при задержании под АП 1 декабря 2013 года был обнаружен в рюкзаке пневматический пистолет, нож и бутылка с бензином. 

После смены власти Касько пришел в ГПУ, чтобы попытаться что-то изменить. В его ведении находятся, в том числе, активы бывших членов Семьи. "Если я не буду видеть перспективы изменений, я не буду здесь задерживаться", - говорит он в интервью НВ.

Его рассказ о причинах скандала вокруг прокуроров-взяточников читайте в новом номере журнала Новое Время.

- Вы проработали в ГПУ при всех трех генпрокурорах после Майдана.

- Да, и, по-моему, я – единственный выживший из заместителей с тех времен.

- Как удалось?

- У меня очень специфичная сфера ответственности – международное сотрудничество. Во-первых, не так легко найти человека, который в этом профессионально разбирается. Во-вторых, достаточно трудно придраться к надлежащему исполнению обязанностей, потому что я свою работу знаю хорошо и стараюсь ее делать качественно. По крайней мере, ни у кого из генеральных прокуроров ко мне серьезных претензий по моему направлению работы не было. Сейчас, конечно, у меня сложные направления.

- Ок, к вам не было претензий. А у вас к кому-то из этих троих генпрокуроров были претензии? И в отношении Виталия Яремы, и в отношении Олега Махницкого их звучало немало.

- Были разные ситуации, разные точки зрения. Я высказывал свою и высказываю ее до нынешнего момента, и она может нравиться генеральному прокурору, а может не нравиться. Было и такое. Но каждый остался при своем мнении.

- Вы работали в системе прокуратуры в начале своей карьеры, еще при Ющенко. Позже, при Януковиче, работали юристом в частном бизнесе. Теперь снова вернулись в ГПУ. Вы видите изменения?

- По крайней мере надеялся, что они будут. И надеюсь, что будут более существенными, чем косметические.

- А возможности? О Сакваралидзе говорят, что у него нет всей полноты полномочий и рычагов, чтобы осуществить все то, что он как бы должен.

- Думаю, если бы у него не было полномочий, он бы за это не брался. У меня не было впечатления, что у него нет мандата. 

Если бы у Сакварелидзе не было полномочий для проведения реформы, он бы за это не брался. У меня не было впечатления, что у него нет мандата. 

- Вы лично в ГПУ занимаетесь возвратом активов, приобретенных незаконным путем. Что удалось за это время?

- Только через представительство прокурора в гражданском, административном или хозяйственном суде. Тут в первую очередь речь идет об активах, незаконно полученных должностными либо подставными лицами – это земли, предприятия, месторождения ископаемых. Если мы видим, например, по обращениям народных депутатов, что определенные активы были получены незаконно (то есть был нарушен закон в процессе их получения), то в интересах государства обращаемся в суд и пробуем доказать, что их необходимо вернуть. Именно так были возвращены [бывшие резиденции Виктора Януковича] Межигорье и Сухолучье.

- Что еще, кроме Межигорья и Сухолучья?

- Много. Например, Запорожский производственный алюминиевый комбинат, почти 70% акций которого было незаконно изъято из собственности государства.

- Кем?

- По нашим данным, российским олигархом Олегом Дерипаской. Мы отстояли завод в суде.

Много крупных помещений в Киеве. Например, [здание бывшего ипподрома] на Суворова, 9 в Печерском районе – 49 тыс. кв. м. Это объект культурного наследия, который было незаконно присвоен. Затем помещение в Оболонском районе – 6,3 тыс. кв. м. Это огромные помещения, которые незаконно выводились из госсобственности.

В банковской сфере интересные дела. Родовид Банку, после того как он стал государственным, мы вернули 283 млн грн., незаконно полученных компанией Укргаз-Энерго, связанной с Фирташем.

- Какие еще дела по бывшим должностным лицам эпохи Януковича уже завершены?

- Процесс по Сахалинскому газонефтяному месторождению в Харьковской области. Лицензии на него получила в свое время компания Голден Деррик, которую связывают с господином Ставицким [при Януковиче – министр энергетики], господином Присяжнюком [при Януковиче – министр АПК] и Иванющенко [нардеп-регионал, человек из ближайшего окружения Януковича]. Мало того, что они получили незаконно право на использование этого месторождения, так они даже не внесли предусмотренную договорами стоимость лицензии. После вмешательства ГПУ договора были расторгнуты, месторождение возвращено в собственность государства.

Удовлетворены иски по возврату 73 га, которые связывают с семьей Волкова [экс-нардеп, член КПУ] в Бориспольском районе. Вернули 14 га, связываемых с родственниками Калетника [экс-глава Гостаможни] в Буче, 1,5 га Сергея Клюева [бывший нардеп-регионал] в Козине Обуховского района, 0,5 га Раисы Богатыревой в селе Плюты. Это все уже завершенные дела. Общая площадь участков, которые вернули в собственность государства в 2014 году – 225 га.

В 2012-м большой участок леса, 18 га, получил в долгосрочное пользование родственник Арбузова [экс-главы НБУ]. Тоже принято решение о возвращении государству.

Сейчас плотно занимаемся возвратом земельных участков, которые были переданы в аренду господину Клюеву и его компании в Одесской области и других областях под солнечные батареи. Возвращаем более 300 га – методично и постепенно, потому что они разделены на части.

- Что происходит с такими активами дальше?

- Мы возвращаем их государству, а оно уже должно дальше разбираться, как со всем этим быть – с помещениями в Киеве, которые являются культурным наследием ЮНЕСКО, с Жуковым остров, с Межигорьем-2 [дворец Иванющенко в Конча-Заспе], по которым мы тоже работаем.

- Как вы выявляете все эти объекты? Работаете по списку бывших приближенных к власти?

- Мы не можем брать список всех, кто нам не нравился в предыдущей власти, и отрабатывать его. Мы реагируем на сообщения СМИ, обращения граждан, журналистов, которые проводят расследование, депутатов.

- Вам пытаются мешать?

- Конечно. У этих людей есть представители, адвокаты, они обжалуют решения судов, подают апелляции. .Если мы говорим о делах, которые доходят до Верховного суда, это значит, что другая сторона идет до конца. Но это их полное право, никто не может лишить человека предусмотренных законом средств правовой защиты.

- Как вы прокомментируете звучавшие в адрес Генпрокуратуры обвинения в том, что она бездействует в вопросе санкций и возврата зарубежных активов бывших чиновников? Прокуратура сознательно или несознательно бездействовала и тормозила процесс?

- Вопрос санкций зависит от того, насколько активно и профессионально ведется следствие. За следствие я не отвечаю и оно в Генеральной прокуратуре никогда не входило в зону моей ответственности (до ситуации с так называемой Генеральной инспекцией). Я могу только озвучивать следствию, что следовало бы сделать, чтобы санкции сохранились в каждом конкретном случае. Я могу это предполагать, исходя из своего опыта, и я это делаю. Но следствие никоим образом не обязано этому следовать, у меня нет в этой части никаких административных полномочий.

Да, много критики звучит. Но давайте посмотрим на ситуацию с другой стороны. У нас по инициативе ГПУ определенное количество людей было внесено в санкционный список. 22 человека. Санкции были применены на год. Это было политическое решение, не юридическое. Такое решение требует консенсуса со стороны всех стран-членов Евросоюза, если речь о санкциях ЕС. Каких усилий нам это стоило, как мне пришлось общаться со следствием, какие аргументы приводить – это все останется за кадром. Но санкции просуществовали год.

 Пока я вижу, что могу чего-то добиться, я буду этим заниматься. Если пойму, что дальше в этом нет никакого смысла – я уйду и буду заниматься юрпрактикой

- То есть на следствие приходилось давить?

- Приходилось объяснять, что необходимо делать. Не всегда следователи понимают и соглашаются с тем, в каком направлении нужно действовать. У них свое видение, как вести расследование. Я на них никак не могу влиять.

- Но оценить вы можете – следователи не делали того, что способствовало бы продлению санкций, сознательно или они просто не умеют этого делать?

- Если бы я варился в середине следствия, может, я бы и дал такую оценку. Со стороны сказать, какими мотивами кто из следователей руководствовался, мне трудно. Я вижу то, что выходит наружу. Следствие, как мне представляется, в определенные периоды времени вело себя не лучшим образом. Со стороны эта работа выглядела не всегда профессионально. В следствии часто менялись кураторы. Поэтому в разные периоды были разные проблемы со следствием.

Но при том уровне следствия, который был, это была победа.

По четырем лицам из списка ЕС принял решение новые санкции не применять. Подозрение ГПУ может быть основанием для продления санкций, если оно соответствует двум критериям – разворовывание госимущества и бюджетных денег либо злоупотребление служебным положением, повлекшее за собой завладение госсредствами. По некоторым из этих лиц были другие обвинения – по делам Майдана.

- В Европе такие обвинения считают политическими?

- Нет, просто природа санкций – это превентивная мера для наложения ареста на счета и активы. Если речь идет о преступлениях, связанных с убийствами, то обосновать ими экономические санкции трудно.

Теперь возьмем одного из тех четырех, санкции в отношении которых не продлили – господина Портнова [экс-замглавы АП Януковича]. Он был уведомлен о подозрении по критериям, которые требовал ЕС. Формально это подозрение подпадало под все критерии. Тем не менее, к нему не применили санкции заново. Это говорит о том, что решение Европы носит в большей степени политический, нежели юридический характер.

Я не оправдываю наше следствие – у меня было много вопросов к нему в разные периоды. Но к этому решению нужно относиться, скорее, как к политическому. Решение о санкциях в Европе принимается полным консенсусом. Если любая страна говорит "нет" – то санкции не применяются. Поэтому в пределах самого ЕС необходима серьезная работа для того, чтобы все страны согласились применить или исключить кого-либо из санкционного списка.

- По аналогичным мотивам не продлили санкции и в отношении сына Азарова, который обитает в Австрии?

- Да, так как Алексей Азаров был уведомлен о подозрении в незаконном обогащении.

- И это сочли в ЕС недостаточным?

- Недостаточным, поскольку незаконное обогащение – это не завладение бюджетными средствами. Состав преступления есть, но в ходе расследования не нашли доказательств того, что средства, которыми он незаконно завладел – это именно государственные средства. 

- Могла ли Генпрокуратура предъявить всем этим людям более серьезные обвинения, чтобы сохранить санкции?

- Моя позиция заключается в том, что мы не должны искать "что-то" на "кого-то". Если есть обращения, уголовные дела, то они должны объективно расследоваться. А заниматься преследованием кого-то, пытаться за что-то зацепиться – это, скорее, характерно для предыдущей власти. Помните, как [экс-премьер Юлия] Тимошенко и [экс-глава МВД Юрий] Луценко были осуждены на сомнительных, мягко говоря, основаниях?

- То, что санкции с части чиновников сняты, не означает же, что расследование в отношении них в Украине остановилось?

- Не означает. Расследование продолжается.

- У прокуратуры сегодня отобрали функцию надзора, открывавшую широкое поле для злоупотреблений. Это что-то поменяет?

- Украина обязалась привести свое законодательство в соответствие со стандартами Совета Европы, в частности, реформировать прокуратуру так, чтобы она не осуществляла этой функции. Новый Закон о прокуратуре избавил ее от этих элементов. Теперь мы не имеем права по собственной инициативе провести проверку в порядке общего надзора, чтобы потом обратиться в суд. Я всегда был противником общего надзора в прокуратуре, так как он является пережитком прокуратуры советского типа. Я не вижу ничего страшного в сужении наших функций. Это дополнительная гарантия от слишком широких полномочий прокурора. Мы к этому готовы.

- С функцией общего надзора в прокуратуре всегда была связана коррупция – ее использовали как способ давления на бизнес, например.

- Абсолютно согласен. Это функция, которая позволяла где-то использовать слишком широкие полномочия не в интересах службы. Абсолютно правильно, что ее упразднили. Это надо было сделать гораздо раньше.

- Вы также занимаетесь исками Украины в международные суды, касающимися вторжения России в Донбасс и аннексии Крыма. Какие перспективы у нас добиться доказать вину Кремля?

- Если смотреть на опыт Грузии, то он был неудачным. Грузия обратилась в Гаагский трибунал после вторжения российской авиации на ее территорию, и он не признал наличия у него компетенции рассматривать этот иск.

Мы пошли немного другим путем, чтобы не повторять ошибку. Но гарантировать никто ничего не может. Один в один подобной практики нет.

- Чего мы в целом рассчитываем добиться?

- Международный суд может либо признать компетенцию и начать собственное расследование либо отказать.

- Если он начинает расследование – какие последствия для России это может иметь?

- Суд будет задействовать международные инструменты, чтобы заполучить виновных и привлечь к ответственности. Многие из этих лиц находятся в пределах юрисдикции другого государства, России.

- Мы говорим об экстрадиции российских чиновников?

- Да, речь же идет о военных преступлениях, которые, предположительно, совершены.

- Почему вы вернулись в Генпрокуратуру после работы в Arzinger?

- Мне интересно было попробовать что-то поменять. Пока не могу сказать, что я полностью разочаровался. В пределах своей компетенции я смог поменять многое. Мы многого добились в плане возвращения государству активов вне уголовного процесса.

Это для меня новый опыт. Пока я вижу, что могу чего-то добиться, я буду этим заниматься. Если пойму, что дальше в этом нет никакого смысла – я уйду и буду заниматься юрпрактикой.

- Нет смысла – в том плане, что система не меняется?

- Или не меняется, или наоборот – она заработает так, что неинтересно будет быть винтиком этой машины. Когда-то один мой знакомый сказал, что надо раз в пять лет менять направление деятельности. Хотя, учитывая то, как сейчас движутся процессы, то, может, и раз в три года надо. Не засиживаться, а развиваться.

Эта работа для меня – это еще одно направление развития как юриста. И опять же это определенные менеджерские функции. Заместитель генерального прокурора – это не только и даже не столько юрист, он еще и организатор. Мне было интересно, насколько я справлюсь с работой такого большого механизма.

- Вы не боитесь, что весь тот негатив, который аккумулировала на себе Генпрокуратура при всех трех генпрокурорах, будет бросать тень и на вас в будущем?

- Остается только менять систему и работать так, чтобы негатив, который, безусловно, есть, перерос в позитив. Иначе проще, наверное, уйти. Если я не буду видеть перспективы изменений, в том числе с негатива на позитив, я не буду задерживаться в ГПУ.

Джерело: http://nv.ua/publications